Частный визит в Париж [= Место смерти изменить нельзя] - Татьяна Гармаш-Роффе

Может быть, любви. Как называется чувство, когда любить готов и почти уже любишь, но знаешь: нельзя и не нужно; и натягиваешь вожжи, и запрещаешь себе любить? Можно ли сказать, что ты искупался, если вошел в воду по колено?

– К сожалению, – мягко сказал он, – и в этом случае остается возможность, что Пьер нанял кого-то… Уж что-что, а деньги у него есть, чтобы оплатить услуги и актеров, и даже убийц. Я не говорю, – поспешил добавить он, – что Пьер именно так и поступил. Я вовсе не считаю, что Пьер – это тот, кого мы все ищем! – соврал Максим, снова подумав о силуэте в саду.

«Пьер не выходил из дома ночью?» – вспомнил он вопрос Реми. Максим уже не знал, что он считает сам.

– Я просто пытаюсь воссоздать логику, – продолжал он, – по которой, видимо, идет или еще пойдет полиция. Понимаешь?

– Да. Это все? У тебя есть еще какая-нибудь другая логика, кроме Пьера?

– Ксавье.

– И все?

– Я, честно говоря, не вижу других вариантов… Ну не ты же… И не я. И тем более не Вадим – у него нет вообще никакого мотива, он только теряет со смертью Арно. Кого еще можно заподозрить? Из тех, кто знал про предстоящие съемки… Жерара? Но какая у него выгода? Допустим, попытаться украсть столик он еще мог – он тоже коллекционирует антиквариат. Но убивать твоего отца? Какой смысл? Он ничего не может выиграть от его смерти! Разве что ты ему пообещала этот столик подарить, если ты станешь наследницей… Извини, неудачная шутка.

– Более чем, – сухо отозвалась Соня. – Но ты сказал, что Реми стал почему-то вдруг подозревать Мадлен?

Максим снова заколебался, не сказать ли ей о нечаянно подслушанном разговоре, но снова решил не говорить. Не его это дело – влезать в чужие семейные секреты.

– Я не понял, – как можно убедительнее соврал он. – Реми мне ничего не объяснил. Умчался, и все.

– Во всяком случае, у него должны быть причины… Видишь, не один Пьер под подозрением!

– Да-да, конечно…

Сумерки сгустились в комнате, добавив ноты тоски в густо висевшую печаль и тревогу этого разговора, этой несостоявшейся любви, этой квартиры Арно, в которую больше никогда не придет ее хозяин…

– Тебе надо поесть… – сказала Соня.

– Не беспокойся, я уже в форме. Сам приготовлю. Может, ты поешь со мной?

– Мне не хочется.

– А скажи мне… – решился Максим задать мучивший его вопрос. – Все-таки не мог Пьер уйти из дома ночью с субботы на воскресенье? Или в одну из следующих ночей?

– Реми уже спрашивал… Что означает этот вопрос? Куда он должен был пойти ночью? Пьер, если не в клубе, по ночам всегда дома!

– Ты сказала, что по ночам спишь. Если бы он ушел, ты бы проснулась?

– Я не знаю… Я часто снотворное принимаю… Но объясни наконец, почему этот вопрос!

– Тот, кто убил твоего отца, должен был вернуться на место съемок, чтобы вывезти оттуда тело.

Максим посмотрел ей прямо в глаза. «Сейчас снова заплачет», – подумал он.

Но Соня не заплакала. Она только тихо выдохнула: «Папа!..» – и покачала головой.

– Этого не может быть, – сказала она после некоторой паузы. – Я знаю своего мужа. Пьер по ночам всегда дома. Он по ночам спит. Вместе со мной, – произнесла она, с вызовом глядя на Максима.

«Ах, так! Вместе с тобой! Ну ладно, получай», – разозлился Максим.

– А если не спит, то тогда он в клубе, – ехидно заговорил он, – а если не в клубе, то следит за тобой, а если не следит, то у тебя под окнами спальни прогуливается, в саду!

Глаза Сони расширились от изумления.

– Ты ведь видела, что кто-то прятался в кустах в саду!

– Но мне это просто показалось!

– Кто тебе сказал, что тебе это показалось? Пьер! Он посмеялся над тобой, да? Он тебя убедил, что тебе это показалось! Но меня он, к счастью, не убедил. Я тоже его видел в твоем саду. В прошлый раз, когда ты ушла готовить кофе!

Соня смотрела на него ошарашенно.

– Ты знаешь своего мужа, – зло повторил он ее слова. – Но только, боюсь, не все ты о нем знаешь!

Удивление и недоверие в лице Сони постепенно стало сменяться неприязненной отчужденностью. Она некоторое время разглядывала Максима, словно что-то обдумывая, – что-то не имеющее к Максиму никакого отношения.

– Мне надо поговорить с Пьером. – Соня решительно встала. – Мне надо разобраться, что к чему. Извини, я тебя покину. Ты, кажется, уже в порядке.

Она холодно окинула его взглядом.

Ну что ж, понятно. Существо жизни – вот оно: Пьер – опора, столп ее существования. А остальное – это все так, лирика, пустяк, пикантная приправа к существу жизни. И теперь она бежит к нему, для нее важнее всего сейчас убедиться в том, что опора все еще выполняет свои функции, что столп все еще непоколебим, что жизнь будет течь по-прежнему беззаботно и легко…

– Иди, конечно, – ответил он так же холодно.

– Ай, черт! – воскликнула вдруг Соня. – Пьер сегодня в клубе. Он поздно придет…

Она задумалась на мгновение.

– Но все равно мне надо домой. Я поговорю с ним, когда он придет, а пока что мне лучше побыть одной… Он обманывать не умеет – это одно из его достоинств! Если он действительно… Хотя я нисколько не верю… То я это буду знать сегодня же!

Соня наскоро поцеловала Максима (как поцеловала бы приятельницу, не более!), накинула куртку и вышла, позвякивая ключами от машины.

Максим остался стоять посреди гостиной, охваченный одиночеством, сумерками, горечью и сожалениями. Очнувшись, он зажег свет и достал свои рукописи, которые уже несколько дней замерли на сцене ареста его прадеда. Все эти дни ему не работалось, не хватало времени, не было настроения, да и сотрясение мозга вряд ли способно улучшить творческую деятельность… Однако следовало заставить себя сосредоточиться над сценарием. Он начал перечитывать сцены, уже написанные, рассеянно правя текст и постоянно отвлекаясь мыслями от истории своих предков, больше занятый историей современников.

Он думал о том, что поездка, замышлявшаяся как развлечение и интересная, перспективная работа, обернулась неожиданно потерей, болью сердца, в прямом и переносном смысле; он думал о том, что ничего не сложилось, не складывается – ни со сценарием, с совместной работой с Вадимом, ни с Соней; он думал о том, что так и не пошел в библиотеку и так и не добрался до книжки, которая должна ему помочь в работе; что он практически так и не видел Париж и не попал в магазины, не купил ни одного сувенира; он думал о том, что Соня, наверное, уже доехала до дома, большого, пустого и гулкого, и, как и он, зажгла везде свет, и, как и он, задумалась. Только ее мысли, должно быть, о том, что боль от потери отца еще ничто по сравнению с теми потерями, которые может ей принести завтрашний день, если выяснится, что ее муж – убийца… Впрочем, почему завтрашний день – сегодня! Сегодня, попозже, когда Пьер придет из клуба, она пристанет к нему с расспросами… Он, такой искренний, как считает Соня, – он ей скажет правду.